Повесть впервые была опубликована под псевдонимом Николай Аржак в 1962 году в Вашингтоне, США.
…Указом Верховного Совета СССР от 1960 года воскресенье, 10 августа, объявляется Днем открытых убийств. В этот день всем гражданам Советского Союза, достигшим шестнадцатилетнего возраста, предоставляется право свободного умерщвления любых других граждан, за исключением лиц, упомянутых в пункте первом примечаний к настоящему Указу…
Такова завязка этой небольшой повести. Легализация убийств, по замыслу авторов Указа, была не просто государственной прихотью, а вполне себе естественным проявлением демократии, потому что народ не дурак, народ сам может решить, кто достоин жить, а кто нет. Доносы ведь писали все только так. Так почему бы не убрать бумажную бюрократию из этого процесса? Как говорится, вижу цель — не вижу препятствий в самом прямом смысле этого слова.
А вот теперь представьте, что весь этот абсурд — вполне себе реальность наших дней. Что будете делать? Составите список тех, кому, по вашему мнению, уже пора? Как будете определять очередность? И будете ли? В повести «Говорит Москва» на такой «подвиг» оказался готов далеко не каждый. Но вот в чем ужас: даже если лично ты откажешься от выданного тебе государством права на убийство, не факт, что не найдется того, кто бы не пожелал убить лично тебя.
…Погоди, а что я буду делать? Я выйду послезавтра на улицу и буду кричать «Граждане, не убивайте друг друга! Возлюбите своего ближнего!?» А что это даст? Кому я помогу? Кого спасу? Не знаю, ничего не знаю… Может быть, я спасу себя. Если не поздно…
Кадр из сериала «Черное зеркало». 1 сезон. Серия «Национальный гимн»
Мне эта повесть напомнила одну из серий 1 сезона сериала «Черное зеркало»— про премьер-министра. Сюжеты, конечно, разные, но реакция общества (что британского, что нашего, советского) на нечто чудовищное одинакова: сначала отрицание (как же можно — это аморально и безнравственно, мы не такие!), потом смирение (раз надо, значит надо, как бы это ни было жестоко), и в итоге — оправдание (если впереди высокая цель, то можно все).
В советском варианте социального гротеска есть еще одно вневременное оправдание — «им там, наверху, виднее». Сказали — можно убивать, значит, не только можно, но и нужно. Виднее же. Им. Там.
И вот ты уже с ужасом открываешь в знакомых и близких людях нечто черное. Некоторые раскрываются сразу и прямо, некоторые косвенно и через намеки, а иные так и не проявят свою сущность, но зерно сомнения в тебе уже будет посеяно навсегда. А в других не будет — они продолжат жить и после 10 августа как ни в чем не бывало.
Москва 60-ых. Вполне себе мирная и тихая, если не представлять ее местом действия повести «Говорит Москва»
…Вероятно, самый стиль статьи — привычно-торжественный, буднично-высокопарный — внес успокоение. Ничего особенного: «День артиллерии», «День советской печати», «День открытых убийств»… Транспорт работает, милицию трогать не велено — значит порядок будет. Все вошло в свою колею…
Юлий Даниэль (1925 — 1988). В последнем слове подсудимого он сказал: «Считаю, что все члены общества ответственны за то, что происходит, каждый в отдельности и все вместе».
Автор повести Юлий Даниэль — писатель-диссидент. В СССР его не печатали, так что он передавал свои рукописи за рубеж, за что и поплатился: в 1966 году Даниэль был приговорен к 5 годам заключения за антисоветскую деятельность.
— Ребята, а кто знает: много жертв было?
— По РСФСР немного: не то восемьсот, не то девятьсот, что-то около тысячи. Мне один человек из ЦСУ говорил.
— Так мало? Не может быть!
Интересная реакция, правда? То ли в законопослушность людей участник диалога не поверил, то ли он усомнился во всемогуществе государства. Ведь в этой антиутопической вселенной государство ясно и четко сказало: будь хорошим гражданином — убей кого-нибудь. И не разделяй совесть и правительственные указы. Ни к чему это, если Москва говорит.
