Эта книга — своеобразное продолжение тетралогии Юрия Слепухина «Перекрёсток»
«…Что, по-вашему, нужно для счастливого брака?
— А черт его знает, — подумав, сказал Лапшин. — Наверное, везение. Повезет — встретишь хорошую девушку, а не повезет…
— То и не встретишь, — закончил Игнатьев…»
Ах, какое это было чудесное лето! Крымский полуостров, Черное море, археологические раскопки. Девочке Нике всего 16, и она ни черта не понимает в этой жизни, но очень старается. Ей очень хочется попробовать её на вкус, на звук и на свет. Благо, у неё для этого все условия, ведь она девочка из очень хорошей, очень приличной московской семьи «интеллигентных мещан»: папа – почти замминистра, мама не ахти какой ценный специалист, но профессиональная хранительница домашнего очага, семейных устоев, правил и прочего, что входит в понятие «приличная семья».
На дворе 1969 год. Девочке Нике остался всего год школьной жизни, как говорится, «последнее лето детства», и она едет в Крым, к морю, в компании своей старшей сестры, и ее мужа, и еще одного коллеги, но волею случая оказывается в другой компании – загорелых питерских археологов. И это последнее лето становится первым, когда ей придется многому научиться – понимать не только себя, но и окружающих, открывать в себе что-то незнакомое, задумываться о том, что дальше, и сохранять то, что уже есть здесь и сейчас.
Последующее возвращение в осень и зиму для Ники будет очень болезненным, потому что, как бы ни хотелось ей вот этого вот – тёплого моря, соленого воздуха, обжигающего солнца и пыльных артефактов, как бы ни тянулась она к этим не похожим на неё саму и её окружение людям, увлеченных археологией — всё рано или поздно заканчивается. И хорошо, если всё заканчивается хорошо, но нет, это не совсем наша история.
Дух «буржуазного благополучия, которым был пропитан воздух этой просторной, отлично обставленной квартиры. Слишком уж образцово-показательным выглядело все в ратмановской семье, и очень уж чувствовалось, что Никины родители сознают эту свою «образцовость» и гордятся ею…» (Цитата из романа)
И вот вроде бы Ника ещё вчера парила в крымском небе от счастья, но уже сегодня вдруг падает, раненая, на землю, с ужасом понимая, что подстрелили её собственные родители, эти приличные люди из такого же приличного московского общества. И всё — нет больше у неё семьи, нет больше представлений о том, что такое хорошо и что такое плохо, нет больше понимания – что потом, потому что потом уже не может быть ничего.
«…Как страшно жить на свете, и как странно, что никто этого не замечает…»
«Киммерийское лето» — это история про то, как дети становятся взрослыми. Ведь мы же все помним и понимаем, каково это – когда вдруг жизнь оказывается холодной и колючей, а близкие люди – чужими и жестокими. Да, мир не идеален. И да, нас не спросят, хорошо ли нам в нём жить. Нам просто придется в нем жить. И отвечать за всё, что в нем происходит.
«…нет человека, который был бы сам по себе, как остров, каждый из нас является частью материка, неотъемлемой частью единого целого, насквозь пронизанного немыслимо сложной системой динамических взаимодействий, которые связывают между собой всех нас, хотим мы этого или не хотим. И поэтому, когда рядом случается беда, не спрашивай, кто в ней виноват. В ней виноват ты…»
Этот роман прежде всего про любовь. И пусть ей всего 16, а ему уже 29, тогда, в 1969, это если и смущало, то не сильно, ведь он советский Индиана Джонс, а она – почти Джульетта, но помешает их истории вовсе не разница в возрасте.
Этот роман о взрослении. О поколенческом мировосприятии. О конфликте отцов и детей. Это классический образец добротной советской прозы в самом хорошем смысле.
«…пусть они не лучше нас, но и мы ничем не лучше их. Люди не стали лучше за эти тридцать лет, а ведь всё остальное изменилось чёрт знает как…»
В нём так много временнЫх примет: шапки-треуголки из «Литературной газеты», стопки книг на полу, печатные машинки, полёт американских астронавтов на Луну, талоны на бензин, брюки-клеш, физики-лирики, и в гостиницах нет мест, и в ресторанах свободно курят… И разговоры – о смысле жизни, о предназначении искусства, о поиске себя. И они такие милые — эти школьники выпускного класса, которые пьют газировку…
Москва 60-х: «…нынешняя молодежь стала более рационалистичной; мы, говорит, в девятнадцать лет жили преимущественно сердцем, а сегодня девятнадцатилетние живут рассудком…» (Цитата из романа)
Роман про конец 60-х и написан был тогда же, это ведь и про моих родителей тоже, и это так странно, но они тоже наверняка были такими же наивными и категоричными, мечтали о великом и стремились к счастью. Переносишься в прошлое, удивляешься — ну как же так, надо же, как, оказывается, всё было 50 лет назад, а потом встречаешь вот эту фразу – «Питер это всегда умел — превращать людей в неврастеников» — и понимаешь: нет, всё это написано не только про тогда, всё это и про сейчас.
Вскрывшаяся, как нарыв, семейная тайна в семье Ники перевернет жизни многих. И эта девочка почти всё потеряет — в первую очередь себя. И она откажется – от великого и счастливого, потому что в 16 лет люди наивны и категоричны, да. И потому рождается вот такое: «Мама! Я все узнала насчет Славика. Жить с вами я не могу. Пожалуйста, не надо меня разыскивать, я всё равно не вернусь…»
Но всё будет хорошо. Наверное. Мне очень хочется в это верить, и автору хочется, иначе не было бы такого финала.
«…не так еще все непоправимо, иногда понять — это уже наполовину исправить…»
«…никогда не следует обижаться на случай, потому что в конечном счете, наверное, все — или почти все — случается в жизни именно так, как надо…»
«…Недаром у них выражение было — «киммерийское лето» — в смысле этакого, понимаете ли, непостоянства фортуны, делающего бренными земные радости. Слишком все изменчиво, кратковременно, обманчиво даже, если хотите…» (Цитата из романа)
ПС. Согласно Википедии, Киммерия — в античной историографии название северных областей известной тогда Ойкумены, в частности, территории Северного Причерноморья и Приазовья.
