Автор — финалист премий «Русский Букер», «Большая книга» и «Национальный бестселлер»
Пусть вас не введет в заблуждение подзаголовок – на самом деле жизнь, описанная в этой книге, вовсе не вкусная и совсем не здоровая. Хотя… В общем, как посмотреть. Но написана она по-настоящему вкусно и здОрово.
Кто такой Сергеев – даже не пытайтесь понять. Просто человек. Просто чей-то одноклассник, коллега, сосед. Просто житель обычного провинциального городка.
«…Власти наши издавна постановили, как должны между собой различаться населенные пункты. Где горсовет с Лениным — это город, где сельсовет с флагом — село, а где нет ничего — деревня.
…городом мы себя еще долго не сознавали — только когда собаки уличные своих от чужих перестали отличать, тогда и спохватились…»
Сергеев — один из многих. И, если честно, не о нём всё это написано. Это о людях, к которым этот самый Сергеев имеет отношение – или самое непосредственное, или по касательной. Или он просто проходил мимо и его практически не запомнили. Ну, Сергеев и Сергеев. С таким же успехом на его месте мог быть Иванов-Петров-Сидоров. А вот другие действующие лица и исполнители этой жизненной комедии-драмы-трагедии (в зависимости от обстоятельств) – незаменимы.
Она о здоровяке Фёдоре Степанове, которого чуть не зарубил топором сосед, и зарубил бы, если бы Фёдор не был здоровяком, причем здоровяком добрым, потому что на суде он очень искренне просил пожалеть своего обидчика, ведь у того трое детей, и если его «посадят», то кто же их «кормить-то будет».
Она о школьной учительнице Бобошиной, которая ради патриотического воспитания учеников придумала биографию пионерки, героически погибшей в Великую Отечественную, а потом вдруг выяснилось, что она не погибла героически, более того – вообще не погибла, а тут уже музей школьный оформлен, и статьи в газетах, и вообще…
Провинциальный городок, выросший из деревни. В таком могли жить герои книги
Или вот еще такой случай был: умирает человек, а у него кошка, а кошка, как известно, привыкает к месту, а человек этот жил в коммунальной квартире, и коммуналку эту расселили, и один из бывших жильцов, мальчишка, друживший с умершим, регулярно бегает из новостройки на коммунальные развалины кормить эту кошку, потому что больше некому, и потому что кошка же, и не забрать ее с места, к которому она привыкла.
Или вот в колхоз из заграничной Европы прислали быка-производителя, и весь колхозный люд озадачился: какую бы корову ему в пару подобрать, ведь европеец же, простые колхозные буренки ему не по рангу…
«…Кого крыть валютным быком, был существенный вопрос — его обсуждали на трех совещаниях. Сначала телок рассматривали в паре с доярками, потом поврозь, но как ни рядили, ничего не выходило: телки в большинстве плохо держались на ногах, многие доярки тоже, и все не имели представительского вида. О том же, чтобы доярка смогла как следует произнести приветственную речь, и мечтать не приходилось…»
Это история о времени – от советских 70-ых с флешбеками в ещё более глубокое прошлое до практически современных 2000-ых, и о людях – самых разных, пьющих сомнительно приготовленное и ворующих плохо лежащее. Пьют много. И воруют много. И снова пьют.
«…Водка в те времена считалась напитком праздничным и, скорее, дамским, а в ежедневном ходу у трудящихся были заводские бесплатные побочные продукты химического производства…» (цитата из книги)
«…— А когда, — говорит, — драться пойдем?
Мужики изумились:
— Ты что, Вань? Тебя обидел кто?
— Нет… Дык выпили же… — отвечает Ваня…»
А еще они ругаются матом, дерутся, замерзают насмерть в сугробах, ходят в клуб на танцы, неумело носят заграничное и точно так же потребляют кофе.
«…Купили пачку, а как его жи-жрать-то? «Давай сварим»; — «Ды-давай». Сварили в ка-стрюле, а вода чи-черная и воняет. Мы эту воду сы-слили и опять вскипятили. Опять черная. Несколько ры-разов пришлось кипятить. Потом лы-ложками тую гущу съели… Гы-гадость! С тех пор кы-кофе не люблю…»
Это истории о людях, мимо которых мы проходим, как правило, без сожаления и даже иногда радуемся, что это – не мы. Но всё же она про нас. Ироничная и грустная, но при этом полная понимания и жалости. Хотя нет… Она не про жалость. Она про жаление. А еще этот сборник рассказов про Сергеева написан хорошим языком – тоже ироничным и грустным.
«…оба друга баб своих любили и называли их за глаза ласково «наши кастрюли»…
…Даже похоронные процессии попадали из-за переезда в нелепое положение: скорбящие от нечего делать разбредались по обочинам, а покойники оставались одни, и хоть им-то спешить было уже некуда, лежали, казалось, с выраженьем скуки.
…родные у него были вроде десерта — приятно, но мало.
…Грузовики начали завозить доски, стекла и прочие материалы, лакомые для воровства и пропития. Рабочие уже не успевали красть по ночам и тащили даже средь бела дня на виду у собственного начальства…»
Истории как будто недосказанные, каждая — словно картинка в окне поезда. Мы её увидели, промелькнувшую, и всё – её уже нет, мы едем дальше, но жизнь в этой оставленной нами картинке всё равно продолжается. Только уже без нас. И мы никогда не узнаем, чем там всё закончилось. Впрочем, жизнь всегда ставит многоточие.
«Сергеев и городок» — это про жизнь, которая не может быть лучше, потому что если допустить, что сейчас у этих людей — не лучше, то значит, живут они как-то неправильно, а это невыносимо – знать, что твоя жизнь неправильная.
Если всё ещё сомневаетесь в дееспособности современной русской литературы, то, быть может, вам помогут вот эти книги других авторов:
